Решетников тоже рассмеялся:
- Не пьем, товарищ майор! Такая у нас катерная служба: бережем на случай купанья или на шторм. Но для гостей… - Он приоткрыл дверь в коридорчик, где и в самом деле кто-то гремел посудой, и крикнул: - Товарищ Жадан, гостям по сто грамм!
В дверях появился Микола Жадан - единственный на катере матрос строевой специальности, он же кок, он же вестовой кают-компании, он же установщик прицела кормового орудия: на катерах, по малости их, и люди и помещения выполняют одновременно несколько разнообразных функций. В руках у него был дымящийся бачок с супом, а на мизинце висел котелок. Как ухитрился он спуститься по отвесному трапику, было загадкой.
- Сейчас достану, товарищ командир, ужо вот накрою, - с готовностью ответил Жадан и, поставив суп на стол, начал расставлять тарелки и раскладывать вилки и ложки, которые, подвергаясь трясучему закону кают-компании, немедленно зазвенели и поползли по столу, как крупные бойкие тараканы.
- Нет, нет, не нужно, - поспешно сказал Луников. - Это я больше для красного словца. Нам с лейтенантом по возрасту вредно: я для этого староват, а он молод. А вот почему вы, моряки, не пьете, удивительно…
- У каждого своя привычка, - объяснил Решетников серьезно, подхватывая ложку, которая вовсе уже подобралась к краю стола. - Вот наш механик, например, предпочитает накопить за неделю и уж заодно разделаться, а то, говорит, со ста грамм одно раздражение… Так, что ли, товарищ Быков?
- Вы уж скажете, товарищ лейтенант, - сконфузился Быков. - Один только раз и случилось, а вы попрекаете…
- А я вот сейчас майору расскажу, как случилось, - пригрозил Решетников. - Хотите?
Быков затомился, но, на его счастье, Жадан закончил нехитрую сервировку и придвинул котелок к тарелке Решетникова. Тот нахмурился:
- В честь чего это мне особая пища? Что я, больной?
- Так, товарищ же лейтенант, - возразил Жадан, ловко разливая суп из бачка по тарелкам, - на базе нынче обратно пшено на ужин выдали, вы ж его не уважаете. А тут консервный суп с обеда, кушайте на здоровье…
Луников быстро вскинул глаза на Жадана и усмехнулся, как бы отметив что-то про себя. Решетников, увидя это, вдруг вспылил:
- Опять вы фокусы показываете! Сколько раз вам говорить: давайте мне, что всем! Безобразие… Гостям одно, хозяину другое…
- А вы о гостях не беспокойтесь, мы как раз пшенный суп больше уважаем, - успокаивающе сказал майор и протянул руку к тарелке: - Довольно, товарищ Жадан, хватит…
- Кушайте, кушайте, - гостеприимно отозвался Жадан, - можно и добавки принесть, я лишнего наварил, когда еще вам горяченького приведется…
Он постоял у двери, посматривая то на гостей, то на командира. Широкое веснушчатое его лицо выражало полнейшее удовлетворение тем, что все со вкусом принялись за еду. Потом он сообщил тем же радушным тоном:
- На второе капуста с колбаской и какава.
- Откуда какао? - удивился Быков.
- Шефская какава. Я как в госпиталь к Сизову ходил, у врачихи выпросил. Сказал, в такой поход идем, что без витамина не доберешься.
Решетников посмотрел на него, собираясь что-то сказать, потом сердито махнул рукой и уткнулся в свой «особый суп». Жадан исчез. Луников посмотрел ему вслед и перевел взгляд на Решетникова:
- Ну чего вы на него накинулись? Жадан ваш - душа человек, и плохо, если вы этого не видите… Да вы отлично видите, только ершитесь перед гостями…
- Конечно вижу, - сказал Решетников, не поднимая головы, - только все-таки…
- И небось приятно, что о вас на катере так заботятся?
Решетников улыбнулся:
- Почему же обо мне? Вас он и в глаза не видел, разведчиков тоже, а лишнего наготовил. Характер у него такой, заботливый.
- Одно дело - забота, а другое… как бы сказать… ну, душевное тепло, что ли, - раздумчиво сказал Луников. - Это и в семье великая вещь, а в военной семье особенно. Командиру, которого бойцы любят, просто, по-человечески любят, воевать много легче… Это для командира счастье…
Решетников хотел было возразить, что уж кому-кому, а самому майору жаловаться не приходится, потому что те, кто был с ним в Севастополе, видимо, так его и любили, но это показалось ему неловким, и он промолчал. Майор с аппетитом доел суп, положил ложку в опустевшую тарелку, и она тотчас тоненько зазвенела. Он взглянул на нее с удивлением.
- С чего это у вас такая трясучка? На всяких катерах ходил, такой не видывал…
Решетников обрадовался перемене разговора.
- Боевое ранение, - оживленно сказал он, - это еще до меня было, пусть механик расскажет, он тогда катер спас.
Но Быкова никак нельзя было раскачать. Несмотря на подсказки Решетникова, которому, видимо, очень хотелось показать майору, какое золото у него механик, он сообщил только, что правый вал был поврежден в октябре прошлого года, когда катер сидел на камнях, и что своими средствами его исправить нельзя. Наконец Решетников взялся рассказывать сам.
Оказалось, что Парамонов вместе с другим катером своего звена снимал с Крымского побережья группу партизан, прижатых немцами к морю. Парамонов для скорости подвел катера прямо к берегу, партизаны, прыгая с камня на камень, добрались до катеров, и тут немцы открыли огонь. Уже выходили на чистую воду, когда катер сильно стукнулся кормой о камень, и если бы не главстаршина, так бы и остался у камней: заклинило рули, и через дейдвуд правого вала в машинное отделение стала быстро поступать вода. Быков сумел не только…
- Вы уж скажете, товарищ лейтенант, - перебил Быков, с некоторой тревогой ожидавший этого места рассказа. - И воды-то было пустяки, и рули…